«Я убежден, что ученые осуществляют свои главные исследования до пятидесяти лет или даже раньше. Я проделал большую часть моей лучшей работы, когда был молод».

Несмотря на то что существовали известные исключения из этого правила, Шеннон был убежден в том, что не окажется в их числе. Его коллега по «Лабораториям» Генри Поллак вспоминает, как приехал в гости к Шеннону в Винчестер, чтобы сообщить ему о новом направлении в науке о связи. «Я начал рассказывать ему об этом, и он поначалу заинтересовался. А потом вдруг сказал: “Нет-нет, я не хочу об этом думать. Я уже больше не хочу размышлять на эту тему”. На мой взгляд, это было начало конца в его случае. Он просто… он просто выключил себя».

Но если Шеннон «выключил» себя в том, что касается дотошного, скрупулезного исследования темы, тогда он так же лишил себя возможности заметить и оценить со стороны зарождавшийся «век информации», который стал возможен благодаря его работе. Важнейшим наследием этой работы стали перенаправленные усилия его коллег. Прежняя эпоха подошла к концу – та эпоха, когда ученые-связисты были разделены, запертые в рамках своей узкой специализации и не способные помочь друг другу советом в той или иной области исследования.

«Для любого ученого, который создавал системы связи до Шеннона, главным была попытка найти способ передать голосовое сообщение, информацию, подобно азбуке Морзе, – вспоминал Галлагер. – А Клод объяснил им, что не нужно переживать за все эти разные аспекты». Теперь все их переживания находили гораздо более продуктивный выход: кодирование, хранение и передача битов». «Как только все инженеры занялись этим, сразу же наметился существенный прогресс: они находили все лучшие и лучшие способы оцифровывания и хранения, а также передачи этих очень простых объектов, именуемых двоичными единицами информации, взамен таких очень сложных вещей, как форма голосового сигнала. Если взглянуть на проблему с этой точки зрения, то Шеннон действительно совершил цифровую революцию».

И пусть он уже не застал эту начавшуюся революцию, лекции Шеннона в МТИ, его беседы и встречи с учеными в разных уголках страны уже тогда помогли создать общую картину будущего мира. Так, к примеру, во время своего выступления в Пенсильванском университете в 1959 году он сказал следующее:

«Я думаю, что в этом веке мы в каком-то смысле будем наблюдать заметный подъем и развитие всей коммерческой сферы связи… сферы сбора информации и передачи ее из одной точки в другую и, возможно, самое важное – обработки информации, то есть использования ее с целью заменить человека на полумеханических операциях на заводе… и даже заменить человека в таких творческих сферах, как математика или перевод с одного языка на другой».

Даже если подобные слова кажутся нам сегодня не особенно очевидными и значимыми, стоит вспомнить о том, что все это Шеннон говорил более чем за четверть века до появления мировой паутины, в то время, когда все компьютеры были еще фактически размером с комнату. Говорить в то время о «коммерческой сфере связи» было все равно, что говорить о мире скорее фантазий, а не реальности.

Поэтому, несмотря на расхожее мнение, что лучшие идеи Шеннона были исчерпаны к 1948 году, подобное критическое отношение может увести нас от той обширной проделанной работы, отмеченной игривостью ума, что была визитной карточкой Шеннона. Сбросив со счетов того дилетанта, который провел большую часть своих зрелых лет, погрузившись в шахматы, машины и жонглирование, вы также перечеркнете тот любопытный гений, который изобрел информацию – все это рождалось из одного и того же источника.

27. Внутренняя информация

Одна из самых знаменитых легенд о Шенноне звучит так: вдохновленный математическими идеями, он разгадал код для игры на фондовой бирже. Обложившись старыми номерами Wall Street Journal, Шеннон приложил все свои интеллектуальные способности, чтобы разработать ряд алгоритмов, которые внесли бы ясность в рыночный хаос и позволили бы понять закономерность финансовых подъемов-спадов. Это сделало бы его богатым, а еще могло превратить в ведущего национального инвестиционного гуру, захоти он публично огласить свою стратегию.

Как и большинство легенд, окружавших Шеннона, эта выросла из маленького зерна правды: в 1960-1970-е годы Клод и Бетти действительно активно играли на бирже. Данный процесс стал семейным увлечением, вспоминала Пегги Шеннон: «В основном разговоры в доме крутились вокруг фондовой биржи, потому что… родителей очень интересовало, что происходит на рынке. Они с раннего возраста приучили меня читать журнал Wall Street Journal и изучать биржевые сводки. Я спускалась вниз, открывала газету, и они просили меня почитать, так как зрение у меня было получше, чем у них. И это был способ занять детей… В итоге они установили маленький личный компьютер, чтобы вносить котировки в течение дня, а потом вновь сверять их в конце дня. И весь дом был заполнен распечатками с биржевыми котировками».

К тому времени семье не требовался дополнительный доход, полученный от игры на бирже. Помимо денег, которые платили Шеннону в МТИ и «Лабораториях Белла», он также был учредителем ряда технологических компаний. Один из его бывших коллег, Билл Харрисон, убедил Шеннона вложиться в его компанию, «Харрисон Лабораториз», которая впоследствии была приобретена компанией «Хьюлетт-Паккард». Приятель Шеннона по колледжу Генри Синглтон ввел Шеннона в совет директоров созданной им компании, «Теле-дайн», которая со временем превратилась в огромную промышленную корпорацию с доходом в миллиарды долларов. По словам Шеннона, он вложился в компанию Синглтона просто потому, что «был хорошего мнения о нем». Если бы можно было назвать тех людей, что стояли у истоков зарождения Силиконовой долины, своеобразным элитным клубом, то Клод Шеннон был там завсегдатаем со всеми положенными ему привилегиями.

Но и сам клуб получал дивиденды, имея в своих рядах такого члена, как Шеннон: он выполнял функцию неформального консультанта. Так, к примеру, когда «Теледайн» получила предложение о приобретении компании, занимающейся распознаванием речи, Шеннон посоветовал Синглтону отказаться от него. Исходя из своего собственного опыта работы в «Лабораториях Белла», он сомневался в том, что процесс распознавания речи будет эффективен в ближайшее время: технологии находились еще в зачаточном состоянии, и он сам был свидетелем того, сколько времени и энергии было потрачено на это впустую. Годы консультаций окупились сполна, как для Синглтона, так и для самого Шеннона: за двадцать пять лет его вложения в «Теледайн» достигли ежегодного совокупного дохода в 27 процентов.

Фондовая биржа была в каком-то смысле самым странным из поздних увлечений Шеннона. По общему признанию его близких и друзей, Шеннон был довольно равнодушен к деньгам. Кто-то рассказывал, что Шеннон снял все свои сбережения с текущего банковского счета, только когда Бетти настояла на этом. Один из его коллег вспоминал, что видел на столе у Шеннона в МТИ не обналиченный чек на крупную сумму. Со временем это дало основания для еще одной легенды: что его кабинет завален чеками, которые он забывает обналичить. В определенной степени интерес Шеннона к деньгам напоминал другие его страсти. Он не стремился накапливать богатство ради самого богатства, не было у него и жгучего желания приобретать какие-то изысканные вещи. Но деньги создавали рынки и математические задачи – проблемы, которые можно было проанализировать, интерпретировать и разыграть, как карты. Шеннона больше волновало не то, как потратить деньги, а связанные с ними увлекательные игры.

Но в этой истории упустили, как водится, самое главное – упомянуть о Бетти. Фондовая биржа вызвала у нее в какой-то момент активный интерес, и именно Бетти, а не Клод, стала тем, кто подтолкнул семью к идее инвестировать. Она также распоряжалась семейными финансами. «Чековую книжку веду я», – призналась она как-то в одном из интервью. Пегги Шеннон вспоминала, что «их игра на бирже была итогом коллективных действий»: «Не было так, что у моего отца появлялись какие-то математические идеи относительно акций, и он размышлял, как воспользоваться ими, чтобы заработать деньги… Это всегда был совместный проект». И это стало возможным благодаря готовности обоих Шеннонов к риску. «Они были азартными игроками. Их не пугала перспектива принять рискованное финансовое решение», – рассказывала Пегги.